Вверху лестницы была довольно широкая платформа, выстланная дурно отесанными плитами; одна узенькая дверь, выбеленная мелом, и другая, обитая войлоком и старою поспенною клеенкою.
Розанов отворил дверь, обитую поспенною клеенкою.
Перед ним открылась довольно большая и довольно темная передняя, выкрашенная серою краскою. Прямо против входной двери виднелся длинный коридор, а влево была отворена дверь в большую залу. В зале лежало несколько огромных узлов, увязанных в простыни и ватные одеяла. На одном из окон этой комнаты сидели две молодые женщины, которых Розанов видел сквозь стекла с улицы; обе они курили папироски и болтали под платьями своими ногами; а третья женщина, тоже очень молодая, сидела в углу на полу над тростниковою корзиною и намазывала маслом ломоть хлеба стоящему возле нее пятилетнему мальчику в изорванной бархатной поддевке.
Сидевшие на окне женщины при появлении Розанова в открытой перед ними передней не сделали ни малейшего движения и не сказали ни слова.
Розанов бросил на камин передней свою непромокаемую шинель и тихо вошел в залу.
— Извините, — начал он, обращаясь к сидевшим на окне дамам, — мне сказали, что в эту квартиру переезжает одна моя знакомая, и я хотел бы ее видеть.
Дама, приготовлявшая бутерброд для ребенка, молча оглянулась на Розанова, и сидящие на окне особы женского пола тоже смотрели на него самым равнодушным взглядом, но не сказали ни слова, давая этим чувствовать, что относящийся к ним вопрос недостаточно ясно формулирован и в такой редакции не обязывает их к ответу.
— Я желал бы видеть Лизавету Егоровну Бахареву, — пояснил, стоя в прежнем положении, Розанов.
— Пошлите сюда Бахареву, — крикнула в соседнюю дверь одна из сидящих на окне дам и, стряхнув мизинцем пепел своей папироски, опять замолчала.
Розанов молча отошел к другому окну и стал смотреть на грязную улицу.
— Кто зовет Бахареву? — спросил новый голос.
Розанов оглянулся и на пороге дверей залы увидел Бертольди. Она почти нимало не изменилась: те же короткие волосы, то же неряшество наряда, только разве в глазах виднелось еще больше суетной самоуверенности, довольства собою и сознания достоинств окружающей ее среды.
— Здравствуй, Бертольди, — произнес доктор.
— Ах, Розанов! вот встреча!
— Неожиданная?
— Да. Вы хотите видеть Бахареву. Я скажу ей сейчас.
Бертольди повернулась и исчезла.
Розанов видел, что Бертольди что-то как будто неловко, и, повернувшись опять к окну, стал опять смотреть на улицу.
Через две минуты в комнату вошла Лиза и сказала:
— Здравствуйте, Дмитрий Петрович!
Розанов радостно сжал ее руки и ничего ей не ответил.
— Как давно… — начала было Лиза.
— Очень давно, Лизавета Егоровна, — подтвердил доктор.
— Как это вы вспомнили…
— Я никогда не забывал, — отвечал Розанов, снова сжав ее руки.
— Ну пойдемте ко мне, в мою комнату; я нездорова и, кажется, совсем разболеюсь с этою перевозкою.
— Вы очень переменились, — заметил Розанов.
— Худею, стареюсь?
— Не стану лгать, — и похудели и постарели.
— Часто хвораю, — отвечала спокойно Лиза и, еще раз позвав за собою Розанова, пошла впереди его через переднюю по коридору. Вдоль темного коридора Розанов заметил несколько дверей влево и, наконец, вошел за Лизою в довольно большую комнату, окрашенную желтою краскою.
В этой комнате стоял старенький, вероятно с какого-нибудь чердачка снесенный столик, за которым, стоя, ели из деревянной чашки три прехорошенькие горничные девушки. С ними вместе помещался на белой деревянной табуретке, обедал и, по-видимому, очень их смешил молодой человек в коричневом домашнем архалучке.
Проходя мимо трапезующих, Розанов взглянул на молодого господина и, остановясь, вскрикнул:
— Ба, Белоярцев!
Белоярцев положил на стол ложку, медленно приподнялся, обтер усики и, направляясь к Розанову, произнес с достоинством:
— Здравствуйте, Дмитрий Петрович.
— Какими вы судьбами здесь?
— И волей, и неволей, и своей охотой, батюшка Дмитрий Петрович, — отвечал Белоярцев шутя, но с тем же достоинством. — Вы к Лизавете Егоровне идете?
— Да, — отвечал Розанов.
— Ну, там мы увидимся, — произнес он, пожимая руку Розанова.
Доктор направился в дверь, которою вышла Лиза.
Здесь опять ему представился новый коридор с четырьмя дверями, и в одной из этих дверей его ожидала Лиза.
— Что это, Лизавета Егоровна? — недоумевая, спросил шепотом Лизу Розанов.
— Что? — переспросила его она.
— Как эта… тут что же?.. Ваша комната?
— Да, это моя комната: входите, Дмитрий Петрович.
— Вы тут как же? нанимаете, что ли?
— Да, нанимаю.
— Со столом?
— Да…
— Что вы так далеко забрались?
— От чего же далеко?
— Ну, от города.
— А что мне город?
— И дорого платите здесь?
— Нет, очень дешево. Мы наняли весь этот дом за восемьсот рублей в год.
— На что же вам весь дом? — спросил с удивлением Розанов.
— Жить, — отвечала ему, улыбаясь, Лиза.
— Да; но кто же ваш хозяин?..у кого вы здесь живете?
— Сами у себя. Что это вас так удивляет?
— Да кто же у вас хозяин?
— Ах, никто особенно не хозяин, и, если хотите, все хозяева. Будто уж без особенного антрепренера и жить нельзя!
— Лиза! — позвала, отворив дверь, Бертольди, — скажите, не у вас ли я оставила список вопросов?
— Не знаю, — в таком хаосе ничего не заметишь; поищите, — лениво проговорила, оглядываясь по комнате, Лиза.