Том 2 - Страница 211

К оглавлению

211

— Да-с, — процедил Альтерзон.

— Она сама не может быть у вас…

— Да мы и не можем ее принимать, — подсказал Альтерзон с сильным еврейским акцентом.

Розанову показалось, что он когда-то и где-то слыхал этот голос.

— Отчего вы не можете ее принимать? — спросил он довольно мягко.

— Оттого… что она себя так странно аттестует.

— Как же это, позвольте узнать, она себя так аттестует, что даже родная сестра не может ее принять?

— Моя жена принадлежит к известному обществу, мы имеем свою репутацию, — надменно произнес Альтерзон.

Розанов посмотрел на барона, и еще страннее ему показалось, что даже черты лица барона ему не совсем незнакомы.

— Лизавета Егоровна такая честная и непорочная в своем поведении девушка, каких дай нам бог побольше, — начал он, давая вес каждому своему слову, но с прежнею сдержанностью. — Она не уронила себя ни в каком кружке, ни в коммерческом, ни в аристократическом.

— Я знаю, что она девица образованная.

— Но что же такое-с?

— Она живет в таком доме!

— Гм! Вы это говорите так, что, кто не знает Лизаветы Егоровны, может, по тону вашего разговора, подумать, что сестра вашей жены живет бог знает в каком доме.

— Да это почти все равно, — отвечал Альтерзон, топорщась индейским петухом.

Розанов вспыхнул.

— Ну, это только показывает, что до вас о житье Лизаветы Егоровны доходили слишком неверные и преднамеренно извращенные в дурную сторону слухи.

— Мы не собираем о ней никаких слухов, — процедил Альтерзон с презрительной гримасой.

— Впрочем, мы можем оставить этот спор, — примирил Розанов.

— Я тоже так полагаю, — еще обиднее заметил Альтерзон.

«А дьявол тебя побирай, жида шельмовского», — подумал Розанов, но опять удержался и заговорил тихо:

— Лизавете Егоровне очень нужны небольшие деньги.

— Она получает, что ей назначено.

— Да, но она хочет получить разом несколько более, в счет того, что ей будет следовать по разделу.

— По какому разделу?

— По разделу их наследственного имения.

Альтерзон оттопырил губы и помотал отрицательно головою.

— Как прикажете понимать это ваше движение? — спросил Розанов.

— Я ничего в этом деле не знаю. Я знаю только, что Лизавета Егоровна была непочтительная дочь к своим родителям.

— Так что же, она лишена наследства, что ли?

— Я так полагаю. На это есть духовное завещание матери.

— Это басни, — воскликнул Розанов. — Именье родовое, отцовское.

— Это до меня не касается.

— Конечно, — на это есть суд, и вы, разумеется, в этом не виноваты. Суд разберет, имела ли Ольга Сергеевна право лишить, по своему завещанию, одну дочь законного наследства из родового отцовского имения. Но теперь дело и не в этом. Теперь я пришел к вам только затем, чтобы просить вас от имени Лизаветы Егоровны, как ее родственника и богатого капиталиста, ссудить ее, до раздела, небольшою суммою.

— Какою, например?

— Ей нужны две тысячи рублей.

— И это вы называете небольшою суммою!

— Относительно. Для состояния, которое должна получить Лизавета Егоровна, и тем более для вашего состояния, я думаю, что две тысячи рублей можно назвать совершенно ничтожною суммою.

— Моего состояния никто не считал, — заносчиво ответил Альтерзон.

— Но вы известный негоциант!

— Так что ж! Мне мои деньги нужны на честные торговые обороты, а не на то, чтобы раздавать их всякой распутной девчонке на ее распутства.

— Что! — крикнул, весь позеленев и громко стукнув по столу кулаком, Розанов.

Альтерзон вздрогнул и бросился к сонетке.

Розанов ожидал этого движения. Одним прыжком он кинулся на негоцианта, схватил его сзади за локти.

— Ты знал Нафтула Соловейчика? — спросил он Альтерзона.

— Знал, — довольно спокойно для своего положения отвечал Альтерзон. — Соловейчик мне подарил несколько корректур, на которых есть разные поправки.

— Да, — ну так что ж?

— Ничего больше.

— А ничего, так гляди, разочти поверней: нам ведь нечего много терять, а ты небось отвык от śledzianej watrobi.

Негоциант молчал.

— Так дашь, жид, денег?

— Не дам.

— Ну, черт тебя возьми! — произнес Розанов и посадил Альтерзона в кресло так, что даже пружины задребезжали.

— Не ворошись, а то будешь бит всенародно, — сказал он ему в назидание и взял шляпу.

В дверях кабинета показалась Софья Егоровна.

— Мне здесь послышался шум, — сказала она, распахнув драпировку.

— Ах, Софья Егоровна!

— Дмитрий Петрович!

— Сколько лет, сколько зим! Пополнели, похорошели, — говорил Розанов, стараясь принять беззаботный вид и не сводя глаз с сидящего неподвижно Альтерзона.

— А вы знакомы с моим мужем?

— Как же-с! мы давнишние, старые приятели с бароном.

— Видаетесь вы с Лизой?

— Да, мы друг друга не забываем.

— Она, говорят, сильно изменилась.

— Не все цветут, как вы!

— Полноте, пожалуйста! Я Женни видела: та очень авантажна и так одета. Она бывает в свете?

— Из него не выходит.

— Вы всё шутите. — А Лиза: боже мой, какую жизнь она ведет!

— Да, вот, чтобы перестроить эту жизнь, ей нужны взаймы две тысячи рублей: их вот именно я и просил у вашего благоверного, так не дает. Попросите вы, Софья Егоровна.

— Мне, — я, право, никогда не мешаюсь в эти дела.

— Ну, для сестры отступите от своего похвального правила; вмешайтесь один раз. Лизавете Егоровне очень нужно.

— И куда это Лиза девает свои деньги? Ведь ей дают каждый год девятьсот рублей: это не. шутка для одной женщины.

211