Том 2 - Страница 66


К оглавлению

66

— Папа! да просите же к себе в кабинет.

— Нет, это все равно, — отозвалась Розанова, — я никого не боюсь, мне нечего бояться, пусть все знают…

Лиза вышла и, встретив в гостиной Зину, сказала ей:

— Не ходи в залу: там папа занят.

— С кем?

— Там с дамой какой-то, — отвечала Лиза и прошла с работою в свою комнату.

Перед обедом к ней зашла Марина Абрамовна.

— Слышала ты, мать моя, камедь-то какая? — спросила старуха, опершись ладонями о Лизин рабочий столик.

— Какая?

— Дохторша-то! Экая шальная бабешка: на мужа-то чи-чи-чи, так и стрекочит. А твоя маменька с сестрицами, замест того чтоб судержать глупую, еще с нею финти-фанты рассуждают.

— Как, маменька с сестрами? — спросила удивленная Лиза.

— Да как же: ведь она у маменьки в постели лежит. Шнуровку ей распустили, лодеколоном брызгают.

— Гм!

Лиза незаметно улыбнулась.

— Камедь! — повторила нараспев старуха, обтирая полотенцем губы, и на ее умном старческом лице тоже мелькнула ироническая улыбка.

— Этакая аларма, право! — произнесла старуха, направляясь к двери, и, вздохнув, добавила: — наслал же господь на такого простодушного барина да этакого — прости господи — черта с рогами.

Выйдя к обеду, Лиза застала в зале всю семью. Тут же была и Ольга Александровна Розанова и Юстин Помада.

Розанова сидела под окном, окруженная Ольгой Сергеевной и Софи. Перед ними стоял, держа сзади фуражку, Помада, а Зина с многозначительной миной на лице тревожно ходила взад и вперед по зале.

— Лиза! madame Розанова, очень приятное знакомство, — проговорила Ольга Сергеевна вошедшей дочери. — Это моя младшая дочь, — отнеслась она к Ольге Александровне.

— Очень приятно познакомиться, — проговорила Розанова с сладкой улыбкой, и тем самым тоном, которым, по нашему соображению, хорошая актриса должна исполнять главную роль в пьесе «В людях ангел — не жена».

Лиза поклонилась молча и, подав мимоходом руку Помаде, стала у другого окна.

Все существо кандидата выражало полнейшую растерянность и смущение. Он никак не мог разгадать причину внезапного появления Розановой в бахаревском доме.

— Когда ж Дмитрий Петрович возвратился? — расспрашивал он Ольгу Александровну.

— Третьего дня, — отвечала она тем же ласковым голосом из пьесы «В людях ангел».

— Как он только жив с его перелетами, — сочувственно отозвался Помада.

— О-о! он очень здоров, ему это ничего не значит, — отвечала Розанова тем же нежным голосом, но с особым оттенком.

Лиза полуоборотом головы взглянула на собранный ротик и разлетающиеся бровки докторши и снова отвернулась.

— Ему, я думаю, еще веселее в разъездах, — простонала Ольга Сергеевна.

— Натура сносливая, — шутя заметил простодушный Помада. — Вода у них на Волге, — этакой все народ здоровый, крепкий, смышленый.

— Разбойники эти поволжцы, — проговорила Ольга Александровна с такой веселой и нежной улыбкой, как будто с ней ничего не было и как будто она высказывала какую-то ласку мужу и его землякам.

— Нет-с, — талантливый народ, преталантливый народ: сколько оттуда у нас писателей, артистов, ученых! Преталантливый край! — расписывал Помада.

Подали горячее и сели за стол. За обедом Ольга Александровна совсем развеселилась и подтрунивала вместе с Софи над Помадою, который, однако, очень находчиво защищался.

— Как приехала сюда Розанова? — спросил он, подойдя после обеда к Лизе.

— Не знаю, — ответила Лиза и ушла в свою комнату.

— Няня, расскажи ты мне, как к вам Розанова приехала? — отнесся Помада к Абрамовне.

— На мужа, батюшка, барину жалобу произносила. Что же хорошей даме и делать, как не на мужа жаловаться? — отвечала старуха.

— Ну, а с Ольгой Сергеевной как же она познакомилась?

— Дурноты да перхоты разные приключились у барина в кабинете, ну и сбежались все.

— И Лизавета Егоровна?

— Эта чох-мох-то не любит. Да она про то ж, спасибо, и не слыхала.

Немного спустя после обеда Лизу попросили в угольную кушать ягоды и дыню.

Все общество здесь снова было в сборе, кроме Егора Николаевича, который по славянскому обычаю пошел к себе всхрапнуть на диване.

Десерт стоял на большом столе, за которым на угольном диване сидела Ольга Сергеевна, выбирая булавкой зрелые ягоды малины; Зина, Софи и Розанова сидели в углу за маленьким столиком, на котором стояла чепечная подставка. Помада сидел поодаль, ближе к гостиной, и ел дыню.

Около Розановой стояла тарелка с фруктами, но она к ним не касалась. Ее пальцы быстро собирали рюш, ловко группировали его с мелкими цветочками и приметывали все это к висевшей на подставке наколке.

— Как мило! — стонала томно Ольга Сергеевна, глядя на работу Розановой и сминая в губах ягодку малины.

— Очень мило! — восклицала томно Зина.

— Все так сэмпль, это вам будет к лицу, maman, — утверждала Софи.

— Да, я люблю сэмпль.

— Теперь все делают сэмпль — это гораздо лучше, — заметила Ольга Александровна.

Лиза сидела против Помады и с напряженным вниманием смотрела через его плечо на неприятный рот докторши с беленькими, дробными мышиными зубками и на ее брови, разлетающиеся к вискам, как крылья копчика, отчего этот лоб получал какую-то странную форму, не безобразную, но весьма неприятную для каждого привыкшего искать на лице человека черт, более или менее выражающих содержание внутреннего мира.

— Я вам говорю, что у меня тоже есть свой талант, — весело произнесла докторша.

66